Меч ангелов - Страница 12

– Девки, девки, мы идём к девкам, - похвастался Пимке проходящим рядом мужчинам.

Рыжебородый худой человек с лисьим лицом и неожиданно трезвыми глазами обернулся в нашу сторону.

– А может, давайте с нами? - предложил он радушно. - Я знаю одно милое заведение...

– Двигай, братан, в свою сторону, - сказал я холодным тоном – Коли горя не ищешь.

Он потянулся к поясу, вероятнее всего, за ножом, но прежде посмотрел мне в глаза, и что-то в моём взгляде заставило его передумать. Он отступил на шаг.

– Пусть себе идут, - бросил он своим товарищам, которые уже начали нами интересоваться.

Я слегка улыбнулся ему, ибо я любил людей, у которых инстинкт самосохранения просыпался в нужный момент и брал верх над амбициями. Кроме того, я не имел желания оставлять за собой трупов, ибо Господь наделил меня способностями и силой не для того, чтобы я употреблял их в кабацких драках. Однако, так или иначе, Алоис Пимке не был способен ни на что, кроме путания под ногами, валяния в грязи и бормотания: "хде ж эти девки, Йоргус"? Исходя из этого, я решил дотащить его до гостиницы "Под быком и жеребцом". Естественно, я не намеревался делить с ним мою скромную комнату, ибо, невзирая на то, что я по натуре достаточно великодушен, счёл это проявлением чрезмерного милосердия. Я надеялся, однако, что Корфис закроет Алоиса на складе или подвале, где я смогу спокойно допросить его на следующий день, когда он уже немного протрезвеет.

* * *

Корфис был не слишком рад, когда я вынудил его превратить свой склад в камеру для Пимке. Ворчал что-то вроде: "мало у вас подвалов в Инквизиториуме, чтоб забирать ещё и мой погреб?", но я пропустил его брюзжание мимо ушей. В погреб я вошёл лишь около полудня следующего дня, поскольку хотел отоспаться после утомительного вечера. Как оказалось, Алоис Пимке тоже ещё спал, прислонившись к каким-то доскам, и я заметил, что он человек весьма удачливый, ибо, по моему мнению, только счастью он был обязан тем фактом, что не выколол себе глаза об любой из торчащих гвоздей. Но также очевидно, что счастье могло быстро от него отвернуться, если ответы, которые он даст на мои вопросы, не покажутся мне удовлетворительными.

Я поставил лампу на пустую бочку из-под масла (в погребе, правда, были крошечные окошки, расположенные чуть выше поверхности земли, но они были тщательно заколочены) и разбудил Пимке пинком по рёбрам. Он застонал и затрепетал веками. Потом свернулся в комок и захрапел. К счастью, предвидя подобное развитие ситуации, я принёс с собой ведро холодной колодезной воды, и теперь выплеснул его содержимое на Алоиса. Он заорал и вскочил на ноги, раздирая себе при этом щеку об торчащий из доски гвоздь. Что ж, похоже, он не был настолько везуч, как мне сначала показалось.

– Х-хто тут?! – крикнул он, поводя вокруг бесчувственным взглядом, который в конце концов достиг и меня. - Я тебя, курву, сейчас… - прибавил он яростно, когда увидел ведро в моих ладонях, и, следовательно, догадался, что именно я был виновником его холодного купания.

Я подбил ему правое колено, а когда ноги под ним подломились, добавил солидный пинок в живот. Он застонал и наблевал себе на ботинки.

– Фе, - сказал я. - Как можно так вести себя в гостях?

Он отполз так далеко, как только смог, чтобы очутиться как можно дальше от меня. По разорванной гвоздём щеке стекала кровь.

– Алоис Пимке, не так ли? – поинтересовался я.

– Нет, - ответил он сердито. - Я не знаю никакого Пимке! Меня зовут Тобиас Шуле, ублюдок!

Человек с подготовленным слухом и имеющий опыт в ведении допросов не мог не заметить, что после слов "меня зовут" наступил едва ощутимый миг колебания, словно мой собеседник не мог припомнить свою фамилию. Я сделал ещё шаг и наступил ему на ладонь, на которую он опирался. Крутнулся на каблуке, и вой Пимке заглушил хруст ломающихся костей. Я сошёл с его руки, а он расплакался и прижал ладонь к груди.

– Скотина! Ты мне пальцы переломал! – всхлипывал он.

– Алоис Пимке, не так ли? – повторил я свой вопрос.

– Да, да, Пимке, шлюхин ты сын! Чего ты от меня хочешь? Что, я виноват в чём-то, или как?

Я присел рядом с ним, и он изо всех сил постарался спрятаться между тесно сдвинутых бочек. Ясное дело, это ему не удалось.

– Алоис, мы сейчас установим кое-какие правила, - произнёс я спокойно. - Я задаю вопрос, а ты на него отвечаешь, стараясь в то же время не обижать Бога богохульствами. Если ты не будешь следовать этим правилам, сломаю тебе вторую руку. А потом займусь другими деликатными частями твоего тела. Зато, если ты будешь вежлив, то выйдешь отсюда и излечишь похмелье вином. Понимаешь меня?

Он молча уставился на меня расширенными от ужаса глазами, но тщательным образом закивал головой. Забавно, но мне показалось, что его страх достиг наивысшей точки, когда я сказал, чтобы он не обижал Бога. Может, в его пьяную голову уже пришло понимание, с кем он имеет дело?

– Хорошо, что мы соглашаемся в этом, - вымолвил я сердечным тоном. - Я хотел бы также, чтобы ты отвечал на мои вопросы согласно правде, ибо вспомни, что Писание, устами святого Иоанна, в мудрости своей говорит:

Не знаю радости свыше той, когда я слышу, что дети мои поступают согласно правде…

Хм?

– Да-да, конечно, – прохрипел он.

– Ты знаешь некоего Иоганна Швиммера?

–Знаю, господин, ну, то есть, как знаю… Мы порой едва...

– Достаточно! - Я поднял руку, и он посмотрел на неё, а его лицо исказилось от страха. - Наводнение может быть не менее вредно, чем засуха, дорогой Алоис.

По придурковатому выражению его лица я увидел, что он не понял и не оценил мою лёгкую, забавную и весьма меткую метафору.