Рыцарь Родриго Эстебан де ла Гуардиа y Торрес был человеком схожего телосложения и почти идентичного роста. А поскольку Весёлый Палач ходил постоянно сутулясь, скрючившись и переваливаясь, как утка, я надеялся, что мелкие различия между нами не будут никем замечены. Проблема будет с волосами, так как волосы ла Гуардиа были цвета спелой пшеницы, а мои напоминают цветом ночное небо (даже несмотря на то, что в них неуместно много для моего возраста серебра – результат напряжённой борьбы за души грешников). К счастью, нося золотую маску, Гаспар высоко зачёсывал волосы, так что их цвета не было видно.
Я вывалил на пол наряд Весёлого Палача и начал быстро переодеваться. С нескрываемым отвращением, так как одежда Гаспара пропиталась вонью застарелого пота и крови. Свою одежду я завернул в одеяло и засунул под кровать. Я вышел из комнаты, аккуратно закрыв за собой дверь. Меня ожидала первая проверка. Я должен был прийти к брату Сфорце, ибо в противном случае он мог бы забеспокоиться. Я понял, что не знаю даже, какие у них порядки. Стучал ли Гаспар, входя в комнату элемозинария, или не обращал внимания на приличия? Решив не стучать, я нажал на ручку. Скукожившись, вошёл внутрь качающимся шагом. Встал прямо на пороге, чтобы держаться как можно ближе к тени и не попасть в пятно солнечного света, лежащее на середине комнаты.
– Ну, вот наконец и ты, – сердечно поприветствовал меня Сфорца.
–Плохо сейчас у Гаспара дела, в сердце его печаль забрела –
проскрежетал я, стараясь придать голосу тон и тембр, наиболее похожий на то, что я слышал из уст Весёлого Палача.
– Береги горло, Гаспар, – строгим тоном сказал Сфорца. – Ты что-то сегодня ужасно хрипишь.
–Бедный Гаспар сегодня болеет, найдётся ли тот, кто его пожалеет? –
сочинил я стишок, надеясь, что он ничем не хуже тех, что выдавал нам Весёлый Палач.
– Ой, бедный Гаспааар, – протянул элемозинарий. Он приблизился ко мне, а я не мог даже отступить, поскольку за мной были только двери. Монах протянул руку и медленно провёл кончиками пальцев по моей руке. Ах, вот оно как, подумал я, и, насколько это было возможно, почувствовал ещё большее отвращение.
–Гаспар болеет-мается, но к вечеру поправится –
сочинил я, стараясь придать скрежещущему голосу оттенок игривости. По правде говоря, вышло ужасно, но, тем не менее, Сфорца убрал руку.
– Иди, иди, – сказал он. – Поспи, или ещё что. Вечером я тебя позову.
–Как неделя день идёт для тех, кто с другом встречи ждёт, –
пробурчал я себе под нос и открыл дверь. От всех этих рифм у меня уже зубы сводило.
Я пошёл в комнату Весёлого Палача, тщательно запер дверь и захлопнул ставни. Я не хотел, чтобы кто-нибудь меня беспокоил, пока не стемнеет.
Я просидел до самых сумерек в одном белье, ибо не мог больше выдерживать пребывание в отвратительном костюме Весёлого Палача. Но когда я увидел, что на улице стало уже темнеть, пришлось вновь превратиться в Гаспара Лювайна. Я взял с собой ящик с вещами, необходимыми для достижения цели, которую я себе поставил, и одеяло, в которое ранее завернул свою одежду. Потом тихонько вышел в коридор. Осторожно постучал в дверь каноника.
– Гаспар? – Спросил он. – Тебе уже лучше?
–Гаспар и мёртвый приползёт, когда его утеха ждёт –
проскрипел я, и так надсадил горло, что чуть не раскашлялся.
Щёлкнул отодвигаемый засов, и элемозинарий впустил меня в комнату, в которой тьму разгонял лишь жёлтый трепещущий свет лампы.
– Входи, входи, – приказал он торопливо, и я молча прошёл внутрь.
Я не стал тянуть, ждать не было смысла. Я ударил брата элемозинария в висок, он повалился, словно мешок картошки, и вдобавок разбил бы себе голову об пол, если бы я вовремя не обхватил его за плечи. В конце концов, я ведь не хотел, чтобы он умер, правда? Я не был настолько милостив, чтобы допустить это так легко.
Я привязал брата Сфорцу к кровати, так, что его тело стало похоже на букву «Х». Потом зажёг вторую лампу (мне нравится хорошее освещение во время работы, ибо только так можно добиться уровня комфорта, удовлетворяющего обе стороны) и разложил на столе инструменты. Их было немного, но человеку с богатой фантазией и кое-какими навыками должно было хватить. Я на отсутствие фантазии не жаловался, а более чем скромные навыки приобрёл, обучаясь в нашей преславной Академии Инквизиториума. Итак, я был уверен, что мы проведём с элемозинарием несколько долгих, невероятно занимательных минут, хотя, к сожалению, и не изобилующих разговорами.