– Пхи, - фыркнул Сфорца. – Ловко извернулся. Он обманул вас. Признался в страшном пороке, чтобы скрыть грех, куда более отвратительный. Грех чернокнижия!
– Не думаю, – ответил я, потому что не представлял себе человека, менее подходящего к образу колдуна, чем Матиас Литте. – И мне кажется, что ни вам, ни Инквизиториуму нечего расследовать в этом деле. Надо бы его отвезти в Кайзербург и отдать в руки Градских Скамей. Пусть его повесят, или четвертуют, или что они там решат...
– Я уверен, что правильно проведённый допрос даст желаемые результаты, – заявил Сфорца. – Но не думаю, чтобы вы смогли справиться с этой задачей...
– Вы так полагаете? – спросил я, прищурившись.
– Я буду с вами честен, инквизитор Маддердин, - сказал он, вставая. - Уже слишком громко говорят о ваших весьма снисходительных взглядах на еретиков и колдунов. Кажется, вы пробуете находить обычную человеческую слабость там, где в дело прямо вступают козни Врага. Вы грешите бездействием.
– Не вам меня судить, – резким тоном прервал я его рассуждения. – И лучше следите, брат Сфорца, как бы вам не впасть в грех неправого суда. Даже милосердие Инквизиториума имеет границы.
– Вы мне угрожаете? - Его бледное лицо казалось ещё бледнее, чем обычно.
– Никогда бы не осмелился, – ответил я, глядя ему прямо в глаза.
Мне было любопытно, знает ли он, как разворачивались события в Виттингене, и сделает ли из этого выводы. Ну, а здесь – в Столпене – дело обстояло иначе. У меня не было с собой близнецов и готовых идти на жертвы рядов местных инквизиторов. Сам, с одним только Курносом, я мало что мог сделать в прямой конфронтации. Но я надеялся, что элемозинарий не будет к ней стремиться.
– Я отстраняю вас от следствия, инквизитор Маддердин, - изрёк он наконец холодным тоном.
– Этого вы сделать не можете, - ответил я спокойно. – У вас есть папские грамоты, но за мной авторитет Святого Официума. И я имею не только право, но и обязанность остаться в Столпене, вплоть до прояснения дела. Если вы не согласны с таким взглядом на вещи, мы можем, по вашему требованию, направить запрос в канцелярию Его Преосвященства.
Он, конечно, должен был отдавать себе отчёт, что мы нескоро дождались бы официального ответа, а епископ Хез-Хезрона, безусловно, был бы в восторге, что инквизитор и раздатчик милостыни морочат ему голову спорами о полномочиях. А если бы как раз на то время, когда он будет знакомиться с нашими аргументами, у него пришёлся приступ подагры или язвы, то последствия этого восторга могли превзойти наши самые смелые ожидания.
– Я вас не понимаю, - сказал Сфорца минуту спустя, уже более тихим и как будто примирительным тоном. - Почему вы встаёте на сторону мерзкого богохульника?
– Я встаю на сторону истины. Как всегда должен поступать честный служитель Святого Официума, – ответил я, хотя и не думал, что он будет способен это понять. – Матиас Литте недостоин жить среди людей. Он отвратительный трупоед, чьи поступки могут вызывать лишь жалость и отвращение, особенно учитывая, что он вверг во грех свою бессознательную жену.
– Ха, бессознательную! Хорошо... – буркнул элемозинарий. – Мы ещё выясним, не помогала ли она ему в чернокнижных практиках.
– Но он не колдун, – я говорил дальше, не обращая внимания на его слова. – Он будет судим и осуждён, но не за то, чего не совершал!
– Это может выявить только допрос.
– Он рассказал мне все.
– Это вы так думаете. Слава Богу, я не буду больше нуждаться в вашей помощи, которая, впрочем, была мне больше в тягость... Завтра сюда прибудет человек, способности которого широко известны, и который заработал свою славу, добывая показания от самых матерых преступников, благодаря своим особым методам убеждения.
– Весёлый Палач… – Проворчал я.
– Если вам угодно его так называть... – Он пожал плечами. – Быть может, вы правы, и я не могу вам запретить участвовать в следствии, но и вы не имеете права вмешиваться в мои действия. Я раскрою всю правду о злодеяниях, которые творятся в этом несчастном городке.
– Я уже знаю всю правду, – сказал я.
– Поверьте, что на вашу гордость и упрямство будет обращено должное внимание в Апостольской Столице, – сказал он. – И горе вам, если расследование обнаружит, что мы имеем дело с колдовством.
Я вышел из комнаты, поскольку мне нечего было добавить. У меня не было никаких сомнений, что Сфорца получит то, чего хочет, и найдёт в Столпене чернокнижника. Быть может, даже не одного, а целый ковен. Я сказал когда-то, что в большинстве случаев палач с раскалённым докрасна долотом сумеет убедить допрашиваемого, что он зелёный осёл в оранжевую крапинку. Вся мудрость заключалась в том, чтобы, имея такую власть над людьми, не позволить себе ею злоупотребить. Но понять это могли лишь те, кто прошёл суровую подготовку в Академии Инквизиториума.
На пороге дома я увидел мрачного рыцаря де ла Гуардиа, который поприветствовал меня неохотным кивком головы. Но я догадался, что эта неприязнь не имеет ничего общего со мной, и оказался прав.
– Он вам рассказал, да? - Это было скорее утверждение, чем вопрос.
– О Весёлом Палаче? Конечно, рассказал.
– Я не собираюсь участвовать в расследовании, которое будет проводить эта тварь, – процедил он с отвращением. – А вы?
– Господин рыцарь, – ответил я. – Вы путаете понятия. Весёлый Палач не проводит расследование, а только выполняет команды брата Сфорцы. Это две разные вещи, потому что...
– Не знаю, – прервал он меня. – Я в этом не разбираюсь...
– Ваше присутствие, разумеется, не потребуется, – сказал я успокаивающим тоном. – Хотя, быть может, ваше влияние могло бы немного смягчить резкость суждений брата элемозинария.